Кошка сэра Генри Уайта

В портретной галерее Южного Кенсингтона в Лондоне, находится портрет знатного барина: он изображён в костюме времён Генриха VII, около него — кошка, которая держит в когтях голубя и, как кажется, подаёт эту красивую птичку своему господину.
Если бы вместо кошки тут нарисована была собака, то никого бы это не удивило, потому что присутствие собаки можно было бы объяснить просто желанием страстного охотника иметь свой портрет с изображением верного товарища — спутника своих охотничьих наслаждений в момент исполнения им своей обязанности, и этим самым передать память потомству о верном псе. Если что и могло бы тут несколько удивлять, то это именно добыча — невинный голубь, а не дикая какая-либо птица.

Сэр Генри Уайт

Но каким образом рядом с высокородным господином очутилась кошка? Что побудило его сняться с животным, которое редко-редко встречается на рисунках гербов и уже вовсе не служит эмблемою рыцарских добродетелей?

Причину появления такой картины, на основании данных, находящихся во всех хрониках, нужно искать, конечно, в одном из прекрасных чувств, в добродетели хотя и не исключительно рыцарской, однако же всё-таки в добродетели высокоценимой, общечеловеческой, а именно — в чувстве благодарности.

По известиям, дошедших до нас, вот имя и фамилия господина, изображённого на этой картине: сэр Генри Уайт из Аллингтон Кастл (замок Аллингтон) в графстве Кентском.

Сэр Генри Уайт во время войн Белой и Алой Роз перешёл решительно на сторону Ланкастерского Дома и оставался верным ему и тогда, когда, по-видимому, Йоркский Дом одержал верх и скипетр Англии достался Эдуарду IV, а затем его брату — страшному Ричарду III.
В царствование этого последнего, баронет Генри Уайт был приверженцем Генриха Ричмонда из Ланкастерского Дома, претендента на королевскую корону, — и вполне естественным результатом этой приверженности, преданности было то, что баронет провёл большую часть своей жизни в темнице…

Можно, пожалуй, удивляться тому, что Ричард III, вообще смотревший на жизнь человеческую как на сущую безделку, не прибегнул к короткой расправе с баронетом — не велел отрубить ему головы. Впрочем, однажды, кажется, подумывали об этом: хотели умертвить сэра Уайта медленною смертью или довести его до того, чтобы он, под гнётом всяческих физических страданий, упал духом…
Король приказал заключить его в холодную, тесную тюрьму, где арестант не имел достаточно одежды, могущей защитить его от пронзительного холода, не имел постели, в которой мог бы согреть свои окоченевшие члены и, наконец, пищу давали ему самую жалкую, скудную. Тщетно жаловался баронет своему тюремщику на такое недостойное с ним обращение — на все жалобы его отвечали, что и такое положение достаточно ещё хорошо для "изменника".

И сэр Генри Уайт погиб бы в темнице, если бы к нему не явилась тут… кошка, благодетельница его. Кошке удалось пробраться в каземат через дыру в полу, — и вот она, выбравшись из-под пола, начала мурлыкать, выгибать спинку и тереться около заключённого. Сэр Уайт обрадовался появлению в своей тюрьме живого существа: он поманил к себе кошечку, обласкал её, даже прижал к своей груди, — и с этой минуты кошка, по-видимому, чрезвычайно как привязалась к одинокому арестанту.
Она приходила по нескольку раз в день, согревала озябшего своей тёплой, мягкой шубкой и однажды притащила голубка, как будто сообразила, какую ужасную нужду терпит заключённый. Такой подарок, нечего и говорить, был хорош, — но так как баронет не мог, подобно своей "благодетельнице", есть птицу в таком виде, не зажаренной, то и должен был найти средство обратить принесённого голубя в настоящее, жаркое, съедобное для человека, — а может быть, и не одного этого голубя; может быть "благодетельница" его и впредь будет приносить ему такие же дары своей любви?..

Баронет опять стал жаловаться тюремщику на скудную, дурную пищу и когда тюремщик только презрительно усмехался, сэр Уайт спросил его: "А изготовишь ли ты мне жаркое, если я дам тебе мясо?" — "Извольте! Обещаю, что состряпаю жаркое! — воскликнул страж, вполне уверенный, что где же арестанту его достать мяса и прибавил: — Всякую, примерно, дичь, которую вы мне дадите, я буду вам возвращать обратно в самом наилучшем виде".
При этих словах тюремщика, сэр Генри Уайт вытащил своего голубя и подал его ему… Тюремщик, давши слово, не мог отказаться, а потому взял голубя и велел его зажарить. Так как кошка действительно продолжала таскать своему любимцу голубей, то они последовательно и зажаривались и в виде жаркого подавались баронету.

И так, Ричард III ни холодом, ни голодом, ни другими лишениями не мог принудить стойкого, твёрдого сэра Уайта отказаться от своих политических убеждений, а потому и прибегнул к другому средству, о котором в английских законах и помину не было, но средство это было хорошо известно английским судьям…
Король велел пытать баронета — и сэра Уайта подвергли пытке. Было ли зрелище пытки особенно занимательным для короля или он придавал большое значение личности пытаемого — неизвестно, но только сам Ричард III присутствовал при пытке. Сэр Генри Уайт переносил все истязания и муки с твёрдостью, ни один стон не вырвался из его груди…

Побеждённый таким геройским мужеством, даже Ричард III велел приостановиться палачам и, обратившись к баронету, воскликнул: "Зачем ты, Уайт, такой дурак? Ты служишь и кланяешься не луне, а только отражению её в воде! Тот, кого ты считаешь своим господином — просто бродяга, нищий! Брось его и ступай ко мне… Разве я не могу наградить тебя?! И клянусь тебе: ты будешь награждён!"
На это арестованный ответил: "Если бы сначала я вас избрал своим господином, то и служил бы вам теперь верно, если бы вы нуждались в этом; но моего господина зовут Карлом! Пусть он беден, несчастлив — и всё-таки я не отстану от него! Ни пытки, ни угрозы, ни обещания награды не заставят меня изменить ему!"

Баронет упёрся на этом. Королю, который не мог или не хотел лишить его жизни, не оставалось ничего больше как снова отправить арестанта в его холодную, одинокую тюремную келью, где "верному слуге" платила верностью его кошка.

За свою верность, стойкость баронет получил наконец награду, кроме награды от кошки, награды хотя и чрезвычайно редкой, но недостаточной.
В сражении при Босворте Ричард III, потерял вместе с жизнью и корону, а Генрих Ричмонд, сочетавшись браком с Елизаветой Йоркской, дочерью Эдуарда IV, соединил Белую Розу с Алой, и когда Генрих VII вступил на престол Англии — оказалось, что верный баронет служил и кланялся ни призраку, ни отражению луны в воде. Новый король сделал сэра Уайта членом Тайного Совета, возвёл его в сан начальника Бриллиантового дома, хранителя драгоценностей Королевской Палаты и так щедро одарил его, что баронет мог купить Аллингтон Кастл — один из самых солидных, благородных замков в Кентском графстве.

Если сэр Генри Уайт был верным и твёрдым в несчастье, то в дни счастья чувство благодарности не покинуло его. Он ухаживал за своей благодетельницей — кошкой до конца её жизни, остался навсегда страстным любителем кошек и приказывал портретистам, всякий раз как снимался, изображать непременно и кошку рядом с ним.
Любовь и благодарность передали таким образом память о нём потомству. На его портрет, как и на портреты многих других людей, обратили бы мимолётное внимание, не стали бы и расспрашивать, чей именно это портрет, и сэр Генри Уайт пребывал бы себе в архивной пыли, в полном забвении, если бы любопытные не стремились узнать: какое отношение существует между баронетом и кошкой?..

Автор: Женни Гирш
Из журнала "Нива" за 1874 год, № 19

P. S. Находится ли сейчас данный портрет в одном из музеев Южного Кенсингтона в Лондоне, и находился ли он там вообще когда-нибудь — неизвестно, но точно известно, что портрет сэра Генри Уайта работы художника Ганса Гольбейна находится в Лувре в Париже, но только вот без кошки. Так что остаётся только довериться словам автора, тем более на разных современных аукционах искусства можно встретить портрет Генри Уайта именно с кошкой и голубем.

Себек